3 октября 2014 / Клара Антонова / Аргументы и факты.Челябинск
Клара Антонова: «Фауст» вновь на оперной сцене (Часть 1)
Театровед о встрече с волшебной музыкой Шарля Гуно. «Фауст» Шарля Гуно на сцене Челябинского государственного академического театра оперы и балета им. М. И. Глинки впервые появился 30–го мая 1958–го года. И в течение трех десятилетий зрители не отпускали любимый спектакль ...
Театровед о встрече с волшебной музыкой Шарля Гуно.
«Фауст» Шарля Гуно на сцене Челябинского государственного академического театра оперы и балета им. М. И. Глинки впервые появился 30–го мая 1958–го года. И в течение трех десятилетий зрители не отпускали любимый спектакль уходить на покой. Лишь к началу 90–х затихли звуки прекрасных мелодий французского музыканта, подарившего миру столь фантастическое произведение.
Но вот, новый 59–ый сезон открылся «Фаустом». На этот раз – в концертной версии. После привычного зрелищно–эффектного спектакля трудно было представить оперу с балетной сценой «Вальпургиева ночь» без костюмов и декораций.
Любопытство, желание услышать знакомые арии, хоры. Дуэты, квартеты взяли верх над сомнениями и привели меня в театр на встречу с волшебной музыкой Шарля Гуно.
И что же меня ожидало? Во–первых, честно говоря, удивил аншлаг. Такой интерес публики к концертному варианту «Фауста» я не предполагала. Во–вторых, ощущение, что я испытываю новые мысли, новые переживания, по – новому слышу многие фрагменты оперы – тоже стало открытием. Особенное слияние оркестра (заслуга дирижера–постановщика Евгения Волынского), хора (главный хормейстер Наталья Макарова), солистов(Павла Солнцева, Павла Чикановского, Екатерины Бычковой, Николая Лоскуткина, Сергея Гордеева, Анастасии Лепешинской, Марины Новокрещеновой, Ивана Морозова), представленных здесь просто, ясно, без суеты – все радовало слух и душу. В–третьих, мне оказалось по нраву режиссерское решение Екатерины Василёвой. Ее «стремление к благородному стилю», которому отдавал предпочтение сам Шарль Гуно, ничем не нарушенному в первом и втором актах, стремление сохранить строгий рисунок в пластике артистов хора и преобладание черно–белого цвета в костюмах действующих лиц напомнило, возможно, кому–то об отце композитора, превосходном художнике, талантливом рисовальщике и гравере.
А расположившиеся на сцене музыканты во главе с дирижером, не заглушали звучанием оркестра голосов солистов и хора, лишь усиливали драматургический накал действия или окрашивали нежными тонами лирические сцены спектакля.
Французский текст, субтитры, отсутствие многоцветных декораций, восполненных проекцией меняющегося в верхней части задника образа вселенской бесконечности с роем светил, движущихся облаков – символа летящего, спешащего, бегущего, крутящегося мира. Во всем чувствовалось стремление создателей новой версии оперы высветить достоинства музыкальной партитуры и дать возможность слушателю насладиться неисчерпаемыми прелестями одного из великих произведений искусства.
А «искусство, – по утверждению Гуно,– осуществление Красоты». Однако раскрыть Красоту и величие замысла композитора под силу не только огромному оркестру, многочисленному хору, экстра–класса солистам. Но, как оказалось, ограниченному по своим возможностям хору нашего театра, музыкантам , умело подобранным солистам, способным вдохнуть в партитуру жизнь и душу.
Хотелось в моих кратких заметках упомянуть о малочисленном мужском хоре, который в слиянии и при мощной поддержке оркестра на большом эмоциональном подъеме исполнил воинственный марш солдат. Впрочем, все хоровые сцены доставили удовольствие… В этом наблюдается искреннее почтение артистов к великому композитору, организовавшего в свое время в Лондоне «Хор Гуно», знающему истинную цену хоровому пению и посвятившего лучшие страницы своих сочинений, включая духовную музыку, хору.
О каждом солисте необходимо сказать особо. Так выгодно и мастерски представлены сочинителем– «артистом» (как назвал себя Гуно в «Воспоминаниях артиста») музыкальные портреты главных действующих лиц, что каждый исполнитель важен и голос его – необходимая краска в общей картине оперной драматургии. Но размер моих заметок не позволяет подробно остановиться на всех. Первый, кто появляется на сцене в Прологе – это старый философ и ученый Фауст (тенор). Как мудро поступил Волынский, поручив эту партию опытному артисту Павлу Солнцеву.
Знакомый по многим ролям, созданным прежде на челябинской сцене, памятный мне, прежде всего по образу Моцарта в опере Н. А. Римского–Корсакова (таким трогательным и очаровательным он был в «Моцарте и Сальери»), что не забылся до сих пор.
Очевидно, бескорыстная любовь к театру и музыке (увлечение игрой на баяне, виолончели, трубе, хоровым дирижированием), близость убеждениям своего героя, вслед за которым мог бы повторить:
«Я слишком стар, чтоб тешиться игрою, и слишком юн, чтоб без желаний быть… Тот бог, который жив в груди моей, Всю глубину ее волнует: Он правит силами, таящимися в ней, Но силам выхода наружу не дарует», – помогли певцу прочувствовать состояние знаменитого персонажа и в удивительно завидной форме отметить 40–летнее служение Опере.
В Прологе же на призыв Сатаны, к изумлению Старого Фауста, является Мефистофель(бас). Я думаю, любому меломану важно увидеть и услышать в этой партии незаурядного исполнителя. Волынский и здесь вышел из положения достойно. Он пригласил на роль Мефистофеля огромного, колоритного баса из Новосибирска Николая Лоскуткина, (выпускника Новосибирской консерватории, ученика Народного артиста РФ, профессора А. Г. Жукова)– создателя этого яркого образа на сибирской сцене.
Так челябинцы имели возможность познакомиться и оценить сочный, великолепный голос гостя. Возможно, ярославцы тоже получат добрые впечатления от пения Лоскуткина в «Фаусте». Поскольку в эти осенние дни Международный Волковский фестиваль принимал у себя новосибирцев. Надеюсь, уместно будет напомнить, что одним из первых премией имени основателя Русского театра Федора Волкова был награжден Наум Орлов – художественный руководитель и главный режиссер нашего Театра драмы.
Постоянная ссылка на материал:
http://www.chel.aif.ru/culture/theater/1351811