– У меня остались очень хорошие впечатления от работы с челябинскими артистами! Я и по телевизору смотрел ваши спектакли, они замечательные. Челябинский театр выбрал правильное направление. В репертуаре есть современные вещи, например, постановка Поклитару. При этом не забываете классический материал – это самое главное! Вы умеете отличать «Лебединое озеро» от «Спящей красавицы», «Спящую красавицу» от «Баядерки». Кстати, «Баядерка» очень хорошо сделана: редакция Клевцова – разумная, артисты танцуют убедительно.
– Михаил Леонидович, что для Вас мастер-класс? Как Вы относитесь к подобному роду деятельности?
– Я считаю, что это нужно актёрам. Учиться можно бесконечно! На мастер-классе было более сорока человек, конечно, не все выдерживали до конца, поэтому одним даёшь – одно, другим – другое. Не рубишь с плеча! Подобные уроки полезны педагогам, а актёров это приподнимает. Каким бы фанатиком работы вы ни были, урок – это всё равно будни. А мастер-классы дают внутренний подъём.
– Раньше балет в России был искусством номер один. Чего сейчас не достаёт современному балету, чтобы удерживать лидирующие позиции?
– Я родился в 1941 году, моя юность прошла в разгар советской власти. Конечно, было много перегибов, но была и духовность в отношениях между людьми. Тогда искусство конкурировало с западом, было настоящим. В 1956 году мы выехали с гастролями в Лондон и Нью-Йорк. Наш балет «Ромео и Джульетта» покорил всю Европу и Америку. Это европейский зритель поднял нас на щиты, а ведь люди были настроены оппозиционно. Галина Уланова принесла на сцену смысл исполняемого, а сейчас гордыня забивает артистам душу и мозги. Когда всё упирается в деньги – тоже очень плохо, ведь своё лицо терять нельзя, как и нельзя забывать академический театр: Юрий Григорович подарил нам «Спартака», «Ивана Грозного», «Легенду о любви». Это гениальные спектакли! Свои основы и свою альма-матер надо знать.
– В одном интервью Вы сказали, что в молодости труппа Вас не воспринимала всерьёз. Даже могли сказать: «Поздравляю! Да не тебя – твою партнёршу». Как Вы противостояли такому отношению?
– Действительно, ко мне, как к сыну Лавровского, относились с озлобленностью. Однако хореографическое училище, в которое меня отдала мама, меня закалило. Можно сказать, в 17 лет я знал, что надо бороться. Мама мне говорила: «Мы одни. Ты один мужчина в семье». Отец от нас ушёл, а старший брат жил в Тбилиси, вот я и боролся…
– А сейчас Вы даёте советы своим ученикам?
– Даю, конечно, но не всегда меня слушают. Многие считают, что они всё знают и всё умеют. К сожалению. Мой сын талантливый человек, я пытаюсь ему что-то объяснить, но даже он иногда послушает, а иногда – нет. Ну, дай Бог ему удачи!
– Как-то Вы сказали, что «сила театра в сиюминутности воздействия – спектакль на плёнке уже не тот». Однако сейчас Большой театр снимает балет и показывает в кино. Вы как к этому относитесь?
– Сложно сказать. Если это нужно публике, пусть показывают. Но всё-таки в кино – другие законы. В фильме на первый план выходит физическая красота, а в театре актёры могут быть не очень красивыми, но очень талантливыми! Помимо таланта мужчина должен обладать мужественностью, а женщина – обаянием и нежностью.
– И тогда успех в театре гарантирован?
– Одного таланта для успеха недостаточно. Ещё артисту нужно правильно выбрать своё место в искусстве. В музыке, если у человека жёсткие губы, ему нужно играть на духовых инструментах, если длинные пальцы – на рояле. Так же себя нужно найти и в балете. Классика требует красоты, нужны определённые данные. Человек из зала должен выходить окрылённым, даже если он смотрел самую большую трагедию. Если вы выходите подавленным – это не искусство.
– Михаил Леонидович, пожелайте что-нибудь челябинскому зрителю?
– Вы знаете, челябинский зритель очень правильный. Он приходит в театр, чтобы смотреть классический спектакль. В Москве смешивают академичность и модерн. Так быть не должно. Актёр может пойти работать в другой театр, но классический театр свою академичность обязан сохранять. В вашем театре с этим всё в порядке.
