В преддверии Дня Победы рубрику «Человек театра» мы посвящаем Ивану Николаевичу Петрову (5.06.1922-2.04.2022) – артисту-фронтовику, который полжизни отдал челябинской сцене.
Иван Николаевич родился 5 июня 1922 года в Ростовской области. Когда началась Великая Отечественная война, ему было 19 лет. Воспоминания Ивана Николаевича об этом времени записал журналист газеты «Южноуральская панорама» в 2015 году. Делимся этим рассказом фронтовика:
«Ваня, война!»
«До войны нас было три друга: Вася, Миша и я. Мы дали клятву – если возьмут в армию, чтобы держались вместе. Помню, 22 июня пришел домой рано утром – с самого последнего киносеанса – смотрел фильм «Щорс», и завалился спать. И вдруг в шесть утра младшая сестренка Саша будит что есть мочи и плачет: "Ваня, Ваня! Война!" Я отмахнулся: какая, говорю, там война, что ты спать не даешь!
Через час мы все втроем уже были в военкомате. Их взяли – меня оставили, обидно. Михаил стал командиром катюши, а Вася оказался в эшелоне, который разбомбили немцы, и попал в плен. И всю войну проработал на шахте в Германии. А меня забрали только 18 августа».
Паника в столице
«В начале октября нас привезли в Москву. С 20 октября в столице было введено осадное положение. И нам сказали: вы пограничники – будете охранять Москву. И мы патрулировали по Москве.
В один из последних дней октября нас построили и повели на мясокомбинат имени Калинина с большим асфальтированным двором. И там мы с утра до вечера до 5 ноября занимались строевой подготовкой. По "солдатскому телефону" передавали друг другу: парад будет! А сами сомневались: ну какой может быть парад?! Немцы в 25 километрах от Москвы! А 7 ноября в пять утра мы уже стояли "под ружье". Быстро позавтракали и пошли маршем в сторону Красной площади. Выстроились на улице Куйбышева, которая аккурат выходит на Спасскую башню. Парад начался ровно в 8 утра, темно еще было. Уже после войны несколько раз видел документальные кадры и столько же раз видел себя со спины: наша колонна самая последняя проходила.
Я шел со своей винтовкой в третьем взводе, в последнем отделении. Смотрю во все глаза на трибуну мавзолея, где стояли Сталин, Молотов, другие руководители страны. И вот иду я, марширую, а у самого сердце стучит: "Да неужели по этой брусчатке немцы будут ходить?!" Но какая-то детская уверенность овладевала: "Не может этого быть! Раз Сталин в Москве, значит, немец не пройдет!" А знаете, что в те дни в Москве творилось, как раз, когда мы патрулировали? Люди сотнями убегали! Сколько банкиров мы поймали, мешками увозивших деньги на эмках! Была такая паника! Женщины, старики, дети, коляски, сумки… Потоки, потоки…
Но когда прошел парад, и все увидели, что Сталин в Москве, как по волшебству паника прекратилась! И другая еще вера была: идут кровопролитные бои за Москву, а он парад проводит. Значит, верит в армию, в народ верит!
После парада нас тут же отправили на передовую. Здесь уже шли страшные бои. Заняли оборону. Рядом с нами женщины вручную копали противотанковые рвы».
«Ехал Грека через реку…»
«Пятого декабря 1941 года морозы стояли ошеломляющие, далеко за 30 градусов! С утра начался сплошной гул, казалось, вся земля гудит! Ну, думаем, немцы не иначе собрались нас с неба бомбить. Глядим: нет, со стороны Москвы летят пикирующие бомбардировщики, "двухвостки" (Пе 2). Стеной летят! И ровно два дня и две ночи, беспрерывно шла эта армада. А мы радостно кричим им из окопов: "Соколы наши дорогие!"
В лыжном походе вдоль реки Рузы страшно контузило: ни слышать, ни говорить не могу. Попал в госпиталь. Начальница госпиталя, полковник, однажды пришла в палату:
— Ну что, солдатик, как дела?
— Уа-уа-уа… – это я так ей ответил. Не могу говорить!
Через пять минут она возвращается:
— Письмо тебе, солдатик!
Я удивляюсь: от кого? Мать в оккупации…
А начальница смеется: Читай, читай его! Утром проснешься – читай, вечером перед сном – тоже читай.
Открываю, а там написана скороговорка "Ехал Грека через реку…"»
Схроны «лесных братьев»
«Сразу после Парада Победы 24 июня 1945 года весь наш 10-й мотострелковый полк посадили в эшелон и уже через три дня мы оказались подо Львовом, в самом пекле борьбы с УПА. С бандеровцами, которые и сейчас там мутят на Украине. По разведданным они, в том числе, как раз и хотели сорвать Парад Победы. В самом Львове у них был штаб. Практически весь июль мы чистили эту зону, где в те дни бандеровцы разбушевались. Захватили штаб самого Бандеры, который находился рядом со Львовский оперным театром. Лишь в начале сентября мы вернулись обратно. В составе нашего полка за время операции погибло более полусотни бойцов.
На фронте – проще: поставлен четкий ориентир – и шагом марш! А здесь черт его знает, из какого угла в тебя могут пульнуть. Появлялись бандеровцы буквально из-под земли. Эти норы у них схронами назывались.
В другой раз залегли мы на опушке леса, наблюдаем. Вдруг видим – женщина идет, за руку мальчонку лет трех ведет. А сама все время по сторонам боязливо так оглядывается. Пропустили мы ее, а сами пошли за ней следом. И привела она нас к схрону. Она успела туда проникнуть. Мы кричим: "Сдавайтесь! Мы вас не тронем!" Полчаса вели переговоры, потом послышалось с десяток глухих выстрелов. После этого открывается люк и из подземного погреба на свет появляется личико того мальчугана, за ним – мужчина и та самая женщина. Выяснилось, что она пришла к мужу, поесть принесла и, чтоб сына, значит, повидал. Мы их арестовали и вместе со всем имуществом, имевшимся в схроне, отправили в Киев. И потом он многое рассказал о местах дислокации бандеровцев, где находятся схроны – так он сдал своих ради сына».
«Кто у вас Шаляпин?»
«Пел я с самого детства. Помню, как приехал однажды в госпиталь один старший лейтенант и звонко так спрашивает: "Кто у вас тут Шаляпин?" Все на меня показывают: "Вот, красноармеец Петров!"
И так я попал в Первую московскую дивизию имени Дзержинского. Там пригодилась и моя первая профессия фотографа: снимал всех отличников боевой и политической подготовки. Но как только начиналась строевая подготовка, меня тут же ставили в запевалы.
Бывало, шли на занятия или на стрельбища, пели "Вставай, страна огромная…" Народ выходил, плакал…
В 1942 году, когда Сталинград был окружен, нашу часть бросили туда. После этого отправили прямо на Кавказ. Привезли в Чегемское ущелье. На одной из горных вершин как будто кто специально площадку сделал: на нее сбрасывали прилетавших из Румынии всевозможных диверсантов, которые по всей Кабардино-Балкарии организовывали банды, поджигали дома, склады, запасы сена, угоняли скот.
На рассвете слышим – самолет летит… А с него спрыгивают три человека – и прямиком к нам в объятия. Мы так хохотали! Правда, оказалось: это были русские – из тех, кто сдался в плен, дезертиров разных мастей, перешедших на сторону немцев. Следующие партии с неба были уже из немцев. А потом и их уже присылать перестали: поняли, что явка тут у них провалилась. А мы продолжали ловить банды…
На парад 24 июня 1945 года отправили весь наш 10-й мотострелковый полк Первой дивизии Дзержинского. Видел в нескольких шагах от себя на конях Жукова и Рокоссовского.
Стою и вспоминаю парад 1941 года. Гордость переполняет: одолели! Но когда стали бросать знамена к подножию мавзолея, тут уж у меня горло перехватило! Дышать не могу…
А когда парад закончился, нас на сутки отпустили. Что творилось кругом! Вся Москва пела и танцевала! Взяли увольнительные и только за ворота вышли, нас какая то компания, по ходу идучи, подхватила с собой – веселые парни и девушки. И только на другой день отпустили нас…»
Служение театру
После войны Иван Николаевич окончил Ростовское музыкальное училище, а затем приехал в Челябинск, в только что открывшийся театр оперы и балета. На нашей сцене он дважды исполнил партию Онегина и понял, что большие роли даются тяжело – ранение, полученное на фронте, давало о себе знать. Иван Николаевич перевелся в хор. За долгую карьеру артиста он выступал в спектаклях «Травиата», «Риголетто», «Чио-Чио-Сан», «Трубадур», «Ай да Балда!» и многих других. Служению Челябинскому театру оперы и балета артист посвятил 45 лет.
По материалам издания «Южноуральская панорама»
